Интервью с Терри Гудкайндом (by James Frenkel)

Меню:

Главный раздел:

Разное:

Дополнительно:

Интервью с Терри Гудкайндом (by James Frenkel):

"Меч Истины"
Неофициальный сайт Терри Гудкаинда.

<Назад

Джеймс Френкель: Я хотел бы поговорить с вами о том, как вы стали писателем. Люди часто интересуются, как писатели начинают свой путь. Вы в своей жизни зарабатывали многими способами, и где-то между 20 и 25 годами вы самостоятельно решили заняться писательством. Когда вы подумали об этом, как о деле, которым вы действительно хотели заняться?

Терри Гудкайнд: Я не думаю, что я искал многого в этих разных интересах до того, как я решил заняться написанием книг - я занимался всеми этими вещами в поисках писательства. Я искал то, что действительно было моим счастьем, и в глубине души я всегда был уверен, что это - писательство. Мне всегда было это интересно, и я всегда мысленно писал истории.

ДФ: Когда это началось в вашей жизни? В какое время вы начали писать истории?

ТГ: Некоторые из моих самых ранних воспоминаний - персонажи. Я не думал о них как об историях, а как о людях, которые могли появиться у меня в голове и рассказать мне свои истории. Они всегда были персонажами с эмоциональной нестабильностью, и они могли рассказывать мне о своих проблемах, бедах. Они были очень важны для меня; они были моими друзьями, людьми, о которых я беспокоился. Я мог ложиться каждую ночь, слушая их истории.

ДФ: Вы припоминаете какое-нибудь определенное влияние, побудившее вас заинтересоваться фэнтези или каким-либо другим жанром? Любимые авторы, или любимый жанр? Вестерны, рассказы о пиратах, полицейских и грабителях? Что-то определенное, занимавшее ваше воображение?

ТГ: Мне всегда были интересны персонажи и особенно - эмоции, когда они стоят перед выбором. Фэнтези затрагивает что-то в глубине меня, связывает больше, чем любой другой жанр. Персонажи фэнтези как-то глубоко засели внутри меня. Мне нравятся истории всевозможных видов, обо всем - фантастика, нон-фикшн, что угодно, но есть все-таки что-то особенное в фэнтези, что всегда трогало меня.

ДФ: Вы помните какую-нибудь книгу, которую вы прочитали, когда были моложе, и которая вдохновила вас?

ТГ: У меня форма дислексии, и я неправильно толкую слова. Это заставляет меня читать медленнее, потому что мне приходится работать на тем, чтобы правильно читать слова. С самого начала, обращение учителей с этим беспорядком в учебе сводилось к осмеянию и унижению. То, что я понял - то, что я читал, ничего не значило. В итоге они научили меня ненавидеть чтение. Чтение стало формой наказания. Это было количество над качеством, и это извращало всю историю. Я стал ненавидеть школу и чтение.

Мне казалось, что взрослые мне говорят, что я не гожусь для чтения, что я недостаточно стараюсь. Ну, если я не годился для чтения, конечно я не годился, чтобы записывать свои собственные истории. Все это забивало истории глубже внутрь меня.

Поэтому я тайком ушел в библиотеку и читал, потому что я стеснялся читать [на людях]. Я всегда читал украдкой. Я помню, как я прятался в туалете и читал "Тома Сойера и Гекльберри Финна". Я мог уйти в библиотеку и читать такие книги, как серию "Бэрроуз Марс" Эдгара Райса и другие приключенческие истории. Также я мог проглатывать любые нефантастические книги в библиотеке об астрономии, ракетостроению или чему угодно, что затрагивала история, которую я прочитал.

Но больше всего я любил уноситься в эти миры. Мне нравился способ, каким эта другая реальность создавала свою реальность в голове. Я никогда не знал, что другие люди чувствовали то же, что и я, когда читали. Для меня это было тайное волнение, это была магия.

Я хорошо знал, что то, что я читал, было не тем, что я должен был читать. Я читал в основном в библиотеке, потому что боялся выносить книги, боялся, что меня поймают за чтением "тех" книг. Меня учили, что я имею право читать только ужасно скучные книги. Но для меня это было не чтение, это была... магическая история. Чтение было нудным занятием; а это было весело. Это было тайное удовольствие. С течением времени, каждый урок английского давал мне понять, что нельзя получать удовольствие от чтения. Жизнь, казалось, говорила мне, что вырасти - это перестать читать ради радости чтения, и я рос, читая все меньше и меньше.

ДФ: Но что-то вы записывали?

ТГ: Только в уме. Я делал это все время. Но записывать истории - нет. Мои учителя продолжали демонстрировать мне, что то, что ты пишешь - не соответствует; сам рассказ не соответствует. Имел значение только технический аспект - орфография и конструкции. Из-за моей дислексии я плохо писал. Так что все, что я писал, давало лишний повод для насмешек. Я не хотел добавлять масла в огонь.

ДФ: Когда все поменялось - ваше отношение к чтению и написанию своих рассказов?

ТГ: Этого не было до моих старших классов в колледже, когда у меня был совершенно другой учитель по композиции. Я снова начал читать книги, которые уносили меня в другие места. Помимо других, я читал много фантастики книг Ф. К. Дика, Дэниэла Ф. Галуйе. Я любил морские приключения К.С. Форестера и другие приключенческие книги. Я был старше и начинал читать то, что хочу, но я опять же знал, что это неправильно, и читал только, когда никто об этом не знал.

Этот преподаватель читала рассказы, которые я писал для занятий и видела что-то большее, чем набор неправильно написанных слов. Хотя она и указывала мне на ошибки в словах и грамматике, она также говорила мне, что есть что-то помимо техники письма, нечто очень важное. Она видела рассказ. Она вдохновила меня писать рассказы. Она позволила мне коснуться чего-то благородного.

Это изменило мой мир.

Мы часто оставались с ней после уроков. Она говорила со мной о моих сочинениях. Я думаю, она читала все, что я готовил для уроков. Я поражался, узнавая, что другие хотели прочитать, что я написал. Если я писал что-то ужасно кровавое, она читала до того места, где уже не могла продолжать, и тогда она могла дать мне закончить. Она никогда не говорила мне, про что писать, она только помогала мне написать это лучше. Я с нетерпением ждал окончания занятий каждый день, чтобы поговорить с ней о книгах и писательстве. Мне казалось, что я нашел единственного человека в мире кроме меня, кто чувствовал силу, эмоции слов. Однажды после занятия она сказала мне, что мне нужно почитать Франца Кафку. Я почитал, и это очень повлияло на меня. Я прочитал все, что он писал. Она сделала это ценным для чтения, для того, чтобы читать ради радости самого чтения. Для нее не было ограничений в том, что кто-либо должен или может читать. Она была парией для некоторых других преподавателей, она была лучом света в темной комнате. Я писал рассказы вне класса, и она их читала. После школы она говорила о них со мной, и вдохновляла меня писать еще. Это я помню лучше всего, как она говорит мне только: "пиши". Для меня писать было как отправляться в те миры, которые я открыл, когда был моложе. Это была другая реальность, магия. Именно тогда я понял, что буду писателем. В то время это было тайной, моей мечтой, но я уже знал.

ДФ: И вы продолжали писать с того момента?

ТГ: После колледжа я не записывал рассказы, но я все время сочинял рассказы в уме. Для меня это почти одно и то же. Я так привык писать в голове, что я не относился к написанию на бумаге, как к чему-то другому. Это было легче и потому, что я мог писать в уме всегда, когда хотел. Не важно, что я делаю - за рулем ли, ем ли, все равно - почти всегда на заднем плане происходит какая-то история. Я думаю также, что я уже был готов записывать рассказы. У меня есть друг, который сказал мне, что он понял, почему я так долго не начинал писать. Он сказал, что написание было настолько важным для меня, что я не мог рисковать ошибиться, и не мог начать, пока точно не знал, что я готов, и пришло время. Я думаю, он прав.

ДФ: И вы так же сделали с "Первым правилом волшебника", написали сначала в уме?

ТГ: Частично - да. Когда я строил мой дом в лесу, я делал это сам. Я мог сочинять сцены в уме, пока работал. Вот когда я понял, что пришло время писать, что я готов. И я дал истории ход. Калан и Ричард были там со мной, рассказывая о своих бедах, страхах, свои рассказы. Некоторые сцены я сочинил в уме на несколько лет раньше, чем смог записать их.

ДФ: Были ли у вас трудности с запоминанием того, что вы писали в уме?

ТГ: Нет. Как правило, они остаются у меня в голове до тех пор, пока я их не записываю. Я думаю, это потому, что они - об эмоциях моих героев. Я держу в голове именно эмоции, и для меня это так глубоко, что я не могу забыть об этом. Это трудно объяснить, но когда я записываю сцены - это как будто я перевожу их в слова. Возможно, вы можете сказать, что это - как смотреть фильм, и потом записывать то, что ты видел. Что-то из этого - в словах, что-то - в картинках. Я не могу уйти от этих эмоциональных сцен до тех пор, пока я не превращу их в слова и не запишу их. Но конечно, на их место постоянно приходят новые.

ДФ: Я знаю, что вы были художником. Вы рисовали рисунки к "Первому правилу волшебника", а также карту. Когда вы стали профессиональным художником?

ТГ: Я начал продавать картины, когда я был в колледже. Я рисовал со времени, когда был еще совсем маленьким. Я всегда любил рисовать, и всегда вдохновлялся этим, потому что хорошо рисовал. Это было и спасением от остальной школы. Я думаю, это была способность возвышаться над страстью. Искусство для меня было всегда путем поиска выражения эмоций внутри меня, который делает возможным писательство, но в это время я не осознавал, что писательство - это именно тот способ, которым я хотел это делать. С рисованием я пытался сделать то, что сейчас пытаюсь делать писательством: выразить чувства, рассказать истории. Я получаю удовольствие от рисования, но это не моя страсть. Моя страсть - писательство.

Искусство помогает мне писать и является частью этого. Для того, чтобы рисовать, ты должен видеть, что там в действительности. Например, для того, чтобы изобразить хромовый цвет, люди просто рисуют серебро, потому что они думают, что хром - это серебро. Они не видят, что там на самом деле. Хром - это не серебро, это то, что отражает то, что находится вокруг, небо или землю - что угодно. Когда я пишу эти вещи в голове, и приходит время, чтобы записать их, эта художественная способность помогает мне описать то, что я вижу, в точности. Я думаю, что это помогает мне внести текстуру и жизнь в то, что я пишу.

ДФ: Я знаю, что то, от чего вы получаете наибольшее удовольствие - это то, что вы делаете сейчас, написание фэнтези. Есть ли что-то еще, что вы делаете для удовольствия?

ТГ: Я люблю гулять в лесу. Вокруг меня - просторные леса и мне нравится гулять по ним, подниматься на горы. Но и тогда - я пишу. Иногда, когда мне нужно подумать о том, что я пишу, я люблю уходить гулять в лес.

Похоже, что я могу взять с собой своих героев, пройтись с ними, и дать им рассказать о себе больше, или то, что будет потом. Это как посещение их мира, лесов этого рассказа. Когда я один, рассказ сам идет у меня в голове. Это помогает мне писать.

Таким образом, мне не кажется, что я теряю время. Когда я не пишу, мне обычно кажется, что я напрасно трачу время. Мне кажется, я счастлив, потому что пишу. Это то, что я люблю больше всего из того, что я когда-либо делал в жизни.

Писательство - это магия для меня. Может быть, поэтому я чувствую такую глубокую связь с фэнтези, с магией.

Мой друг провел большое расследование и нашел моего преподавателя по английскому времен колледжа. Он сказал ей, что я написал книгу, и сказал: "это фэнтези". Преподаватель сказала: "конечно, да. Чем это еще может быть?" Я думаю, что тогда, давно, когда я хранил секрет о том, что я когда-то буду писателем, кто-то еще знал этот секрет.